 |
| http://www.profile.ru/items/?item=21006 |
НАТАЛЬЯ СОКОЛОВА
Чужая жизнь может чему-то научить. В данном случае как минимум любви, милосердию, терпимости и отваге задавать неудобные вопросы.
Людмила Улицкая, скорее всего, навсегда покинула стан «женской прозы». Уже в «Казусе Кукоцкого» она начала примериваться к новому жанру, и ее теперешняя книга идеально подходит под жанровое определение «роман-миссия». «Даниэль Штайн, переводчик» (М.: ЭКСМО) масштабнее, чем незаурядная история незаурядного человека, это роман острых вопросов, на которые даже сами себе пытаются ответить немногие. Почему понять труднее, чем убить? Почему людям так сложно, а чаще всего невозможно договориться даже в собственной семье, не говоря уже о странах и народах? Почему терпимость становится особым даром немногих избранных? Почему ненависть сильнее любви, а разобщение проще, чем объединение? Можно ли достигнуть межконфессиональной гармонии в христианстве? Возможен ли продуктивный диалог между христианством и иудаизмом? И главное, что важнее — вера или человек? На все эти вопросы главный герой романа попытался ответить своей жизнью. У переводчика был прототип — Даниэль Руфайзен, реальный человек с фантастической судьбой, состоявшей из чудес, парадоксов и преодолений. Польский еврей по рождению, он сознательно согласился работать переводчиком в гестапо, вывел в Белоруссии из гетто 300 человек, был приговорен к расстрелу, попал к нашим партизанам, где его тоже чуть не расстреляли, крестился, сразу после войны ушел в монастырь и до конца жизни оставался католическим монахом. В конце 50-х уехал в Израиль. Более сорока лет возглавлял католическую общину в Хайфе.
Этот добрый, щедрый, веселый человек, мудрец и вольнодумец всю жизнь помогал людям договариваться. Был безмерно терпелив и терпим к ближним и дальним, крайне неудобен для ортодоксов всех мастей. «Коллеги» писали на него доносы в римскую курию за то, что позволял себе свободно толковать догматы веры. А он продолжал свое служение, ведь, в конце концов, ниже монаха не разжалуют. Спецслужбы, начиная с гестапо, настойчиво предлагали ему сотрудничество. В конце войны вынудили несколько месяцев работать в НКВД.
Людмила Улицкая познакомилась со своим будущим персонажем в 1992 году, брат Даниэль проездом оказался в Москве на несколько часов. Встреча перевернула душу, а создание текста, соотносимого с масштабом личности, стало моральным долгом. Сначала Улицкой предложили перевести серьезное научное исследование о Руфайзене, изданное в Америке. Потом писательница сама села за книгу, основанную исключительно на документах и воспоминаниях. Но этот человек не укладывался в жесткие рамки документального романа. Наконец, отказавшись от сухой фактологии, она дала своему герою другую фамилию и об`рела свободу самовыражения. В итоге получился объемный орнамент, сплетенный из десятков голосов и судеб, в которых, так или иначе, отразилась судьба брата Даниэля, Переводчика не только Слов, но и Смыслов. «Роман-миссия» состоялся. Но, похоже «миссия-понимание» пока невыполнима.
Анатолий Савостьянов из повести-притчи дипломированного сценариста Дмитрия Соболева «Остров» (СПб.: Амфора) совершил смертный грех, но сумел искренним раскаянием и покаянием заслужить прощение. Юный красноармеец времен Великой Отечественной, попав в плен, смалодушничал — выстрелил в своего. Выбор предстоял трудный: либо он застрелит однополчанина, либо немец разрядит в него обойму. Его приняли только в полуразрушенном монастыре на дальнем северном острове. Так появился чудаковатый истопник, «юродивый Христа ради», чье истовое, безоглядное и бескорыстное служение приводит в смущение даже братию. Никто не знает его страшной тайны, никто не может отпустить ему этот грех. Через много лет к старцу Анатолию со всех концов России потянулись люди — за советом и благословением. Он никому не отказывал, а сам, предчувствуя скорый уход, молился о чуде прощения.
Ирен Немировски тоже надеялась на чудо. Два года назад, когда ее роман «Французская сюита» (М.: Текст) появился во Франции, то вызвал настоящий культурный и эмоциональный шок. Самое распространенное сравнение — с «Дневником Анны Франк». Книга сразу же получила престижную литературную премию Ренодо. Само по себе это неудивительно, за одним исключением — лауреатами могут стать только живые авторы, Ирен Немировски нет на этом свете уже более 60 лет. Ее, киевлянку, небедные родители вывезли во Францию сразу после революции, в 20-е годы талантливая молодая писательница сделала себе имя несколькими яркими романами, в которых критики усмотрели родство с классической русской литературой. Когда в Париж вошли немцы, она с мужем и двумя маленькими дочками уехала в глухую провинцию. Прошла через все унижения оккупации и успела написать психологический роман о Франции «черных времен», о равнодушных обывателях, любви, войне и коллаборационизме. Летом 1942-го в их дом постучали, скорее всего, выдал кто-то из «добрых соседей», а через месяц с небольшим 39-летняя Ирен умерла в Освенциме. Девочки остались сиротами, но, вот оно, чудо, сберегли рукопись, которая более полувека хранилась в семье. Почему не опубликовали раньше? Возможно, не хотели бередить старые раны и тревожить память матери. Возможно, решили, что только сейчас настало время восстановить справедливость.