ГУЛАГ (в широком смысле: СССР, Москва), пятидесятые годы ХХ века. Три одноклассника, Илья, Миха и Саня (поэт, еврей, фотограф, гей, музыкант, необязательно именно в этой последовательности: все эти знаки принадлежности к свободным классам могут быть перетасованы без особых потерь для смысла), сближаются на почве аутсайдерства и любви к литературе — и за сорок, а то и больше романных лет успевают вовлечь в свои орбиты десятки других — контрастирующих или, напротив, сходным образом мыслящих — тел. Пересказывать сюжет плот­но укомплектованного персонажным составом романа в нанорецензии неле­по; в «Зеленом шатре» любят, дерутся, философствуют, предают и умирают — не больше и не меньше, чем в других хороших книгах; как и в других хороших книгах, смысл «Зеленого шатра» состоит в том, чтоб «оставаться человеком» даже в самых отвратительных обстоятельствах; возможность эта напрямую ­связана со способностью сохранять нелояльность преступной — использующей людей как материал для своих проектов — советской власти. В роман встроена простая, как ростомер, этическая шкала, по которой очень удобно распределять людей на своих и чужих; это система, внутри которой любое частное обстоятельство может быть истолковано как проявление фронды — или, напротив, рабо­лепия. Десятки историй про то, как люди, у которых есть очевидный враг, ве­дут себя в постели, в трамвае и на рабочем совещании, складываются в Боль­шую Драму о противостоянии сообщества более-менее свободных личностей и более-менее репрессивного государства — машины, подавляющей инакомыслие и пытающейся узурпировать историю.

«Зеленый шатер» может показаться всего лишь музеем, панорамой, в которой показана героическая оборона интеллигенцией и ее авангардом — диссидентами — идеи Свободы. Меж тем не следует недооценивать интеллигенцию как класс и выдавать ее за «уходящую натуру», «сходящее со сцены поколение» и проч.; к счастью для Л.Е.Улицкой, в отличие от разложившейся и выродившей­ся уже к началу ХХ века земельной аристократии это крайне могущественная секта, которой, несмотря на всю травлю со стороны советской власти, удалось выметать икру и произвести здоровое потомство — обильно представленное в медиа, в юриспруденции, в «культуре»; их «гражданскую позицию» можно услышать откуда угодно, даже из утюга. Их ненависть к «совку», со всеми его лениными, жуковыми и гагариными, не только не разжижается, но, наоборот, становится со временем более концентрированной. «Зеленый шатер» есть щедрое подношение этому классу, монумент ему — точнее, его отцам-основателям. Именно такой, каким и следует быть эффективному монументу: не историческое полотно «Диссиденты», холст-масло, а умная, затейливая, ладная, тонкая, смешная, трогательная, обаятельная книга, которая одинаково уместна хоть в собачьей парикмахерской, хоть в музее холокоста. Л.Е.Улицкая вложила весь свой талант драматурга и рассказчицы историй в то, чтобы воспрепятствовать фальсификации и забить для этого класса центральное место в истории России второй полови­ны ХХ века, — и добилась своего: совершенно очевидно, что именно те, кто все эти десятилетия шептал про себя мантру «За вашу и нашу свободу», — а не те, кто дурным голосом вопил из космоса «Поехали!», — и есть подлинные герои столетия; что именно они, диссиденты, лучше кого бы то ни было вписывают­ся в незыблемые литературные мифы о титанах-освободителях (в диапазоне от «Во глубине сибирских руд» до «Бесов»), что именно они были единствен­ными взрослыми в инфантильной, агрессивной, кишащей рабами стране.

Ende gut!