Мадонна и лейтенант

Переводчица на русский прозы Умберто Эко, от «Имени розы» до «Пражского кладбища», автор яркого травелога «Еда. Итальянское счастье» Елена Костюкович издала в АСТ (Corpus) 750-страничный роман. Жанр «Цвингера»? И интеллектуальный триллер, и историческая хроника, и семейная сага, и травелог. Действие переносится из Киева 1941 года в многоязыкое жужжание Франкфуртской книжной ярмарки 2005-го — через незабвенный Фестиваль молодежи и студентов в хрущевской Москве, вымершие столичные трассы Олимпиады-80, русский Париж 1970-х, через Милан и горное аббатство в Пьемонте, через лагерные восстания последних сталинских лет…

Карта «Цвингера» (а ее бы стоило на старинный манер приложить к роману) была бы сродни томограмме сознания, впитавшего в себя несовместимые миры постсоветского интеллектуала.

Цвингер — дворцово-парковый церемонный рай над Эльбой (до ковровой бомбардировки в феврале 1945-го, когда англо-американская авиация сбросила на Дрезден около 50 000 зажигательных бомб за 20 минут). Цвингер — резиденция саксонских курфюрстов, вместилище Дрезденской галереи. Герой книги Виктор Зиман, русский европеец, литературный агент (в его случае это означает вполне детективную погоню по Европе за важнейшими архивами ХХ века), много лет идет по следу утраченных бумаг деда — киевского художника и офицера Красной армии Семена Жалусского.

Весной 1945-го, в руинах Дрездена младший техник-лейтенант Жалусский, фронтовик и окруженец, дал сам себе «лихое задание по разминированию местности, нафаршированной десятками динамитовых шашек, кишащей неразоружившимися гитлеровцами… с пятью саперами, полуторкой и двумя канистрами солярки в первую ночь». Задание было выполнено: в полузатопленных штольнях, в немыслимых щелях войны Жалусский нашел и спас полотна дрезденской галереи «Старые мастера»: да-да, именно, начиная с Сикстинской мадонны…

Прототип техника-лейтенанта Жалусского в романе «Цвингер» — дед Елены Костюкович, киевский художник и писатель Леонид Волынский. В реальности Дрезденскую галерею именно при таких обстоятельствах спасал он. В другом герое романа, ближайшем друге Жалусского, писателе Владимире Плетневе, — легко угадывается Виктор Некрасов.

Проза Костюкович плотна и нарядна (иногда, кажется, избыточно). В пестром клубке сюжетных линий мелькает-сплетается весь XX век: немецкие коминтерновцы в России 1930-х, пенистая кровь, проступившая сквозь трещины почвы над рвами Бабьего Яра, похороны Высоцкого в олимпиадной Москве — и предыстория его смерти, украинские-молдавские домработницы на стогнах Европы нулевых — особенный, довольно зловещий мирок не шибко легальной иммиграции с биржами труда, похожими на рынок рабов, на привокзальных площадях, олигарх-меценат Хомнюк, издатель полупудовых «Охотничьих удовольствий русского молодца» и «Преступления и наказания» с вкладывающимся посеребренным топором, — и полуголодные рыбки-лоцманы Хомнюка по интеллектуальной части, юные итальянские анархисты 1970-х и полувальяжный-полузатравленный Галич с гитарой, письма из «Нового мира» от Твардовского — и парижские демонстрации времен студенческого помешательства на Герберте Маркузе.

 По многоводному, с притоками, с подводными течениями, с водорослями декадентской красоты и пестрым мусором оберток, фарватеру романа читатель плывет, захлебываясь, но никак не желая сдаваться: «Цвингер» интересен и частностями, и сотней историй, вплетенных в сюжет.

Интересен и главной, кажется, внутренней темой: роман Елены Костюкович — подробная хроника медленного, неуклюжего, то поощренного державой, то ею же жестоко остановленного (в этом отношении особенно ярки страницы о Фестивале-1956 и Олимпиаде-80) — выхода России в открытый мир. Скорее выхода, чем возвращения: уж больно изменился контингент в сравнении с 1913 годом… Но эта новая попытка срастить, построить мосты — содержание жизни поколения.

Впрочем, для героя «Цвингера» не менее важна другая тема. Немыслимым способом обретенные (это все-таки интеллектуальный триллер по полной программе!) записки дрезденского музейного хранителя 1945 года отвечают на главный для Виктора Зимана вопрос. Дед его, младший техник-лейтенант Красной армии, спасал Дрезденскую галерею, но к многочисленным пропажам и изъятиям в ее фондах причастен никак не был. «Дед не вмешан в грабительство. Он был отстранен трофейной бригадой от выемки. Это необходимое для внука свидетельство».

И здесь — не частность одной семейной истории. В пестром, немыслимом, апокалиптическом буреломе ХХ века с затейливой вязью тройных предательств (и не только на территории СССР!), не говоря уж об идейных переходах в лагерь противника, — человек может удержаться и сохранить себя на одном-единственном основании. На осознании: мои в этом вихре были честны.

Герой «Цвингера» думает: поколение деда и друга его, Плетнева-Некрасова, отдало жизнь «прозрачной» прозе, сквозь которую просвечивает то, о чем не позволялось ни выть, ни кричать, ни даже шепотом говорить». Дело внуков — заполнить и дополнить эту прозрачность. Прописать точные нюансы минувшего века. Об этих нюансах и книга, собственно говоря.